— Конечно-конечно.
Она поднялась и ушла, и тут же рядом с Джубалом оказался доктор Махмуд.
Джубал сурово поглядел на него.
— Вообще-то тебе следовало бы проявить учтивость и дать мне знать, что вы прибыли, а то вместо этого я вдруг обнаруживаю свою крестную дочь, за которой присматривает змея.
— Ну, Джубал, вы всегда страшно торопитесь.
— Сэр, когда человеку столько лет… — Он остановился, потому что две ладошки легли ему на глаза, и знакомый голос потребовал: — Угадайте, кто?
— Вельзевул?
— Нет.
— Леди Макбет?
— Теплее. Последняя попытка.
— Джиллиан, прекрати и сядь рядышком.
— Да, отец.
— И прекрати называть меня отцом вне стен моего дома. Сэр, как я говорил, когда человеку столько лет, сколько мне, он поневоле должен спешить делать некоторые вещи. Каждый восход солнца — драгоценнейший камень… ибо однажды можно не дождаться его заката.
Махмуд улыбнулся.
— Джубал, вы полагаете, что стоит вам перестать чудить, и мир остановится?
— Точно так, сэр… с моей точки зрения. — Мириам подошла и молча села рядом с Харшоу. Он положил руку ей на плечо. — Поскольку я не слишком жаждал узреть твою противную физиономию… и несколько более приятное личико моей бывшей секретарши…
Мириам прошептала ему в ухо:
— Босс, вам так не терпится получить пинок в живот? Я исключительно прекрасна. И это мнение крупнейшего специалиста.
— Помолчи. Новые крестные дочери — совсем иное дело. Из-за того, что ты не удосужилась черкнуть мне открытку, я чуть было не упустил шанс увидеть Фатиму Мишель. В таком случае моя тень стала бы являться тебе по ночам со словами упрека.
— В таком случае, — парировала Мириам, — и одновременно с этим вы могли бы видеть Микки… размазывающую по волосам тертую морковь. Отвратительное зрелище.
— Я говорил фигурально.
— А я — нет. Она чрезвычайно неряшливо ест.
— Почему, — мягко вмешалась Джил, — вы говорили фигурально, босс?
— Привидение — это концепция, к которой я обращаюсь разве что как к фигуре речи.
— Но это больше, чем просто фигура речи.
— Возможно, возможно. Но я предпочитаю встречать девушек, когда они во плоти. Равно как и я сам.
— Но это как раз то, что я вам говорил, Джубал, — сказал доктор Махмуд. — Ваша смерть еще не близка. Майк грокнул вас. Он говорит, что у вас впереди еще много лет.
Джубал покачал головой.
— Еще давным-давно я установил себе пределом три цифры.
— Какие три цифры, босс? — с невинным видом осведомилась Мириам. — Вы имеете в виду мафусаилов век?
Он пожал плечами.
— Не говори непристойностей.
— Стинки считает, что женщина может говорить, что угодно, лишь бы не настаивала на том, чтобы ее словам следовали.
— Твой муж прав. В тот день, когда мой календарь впервые покажет три цифры, я рассоединюсь. Может, в марсианском стиле, а может, своими собственными грубыми методами. Уж в этом-то вы мне не помешаете. Уйти к тем, кто поставил весь этот спектакль — вот лучшая часть игры.
— Я грокаю, вы говорите верно, Джубал, — медленно проговорила Джил, — насчет того, что это лучшая часть игры. Но не считайте, что это должно произойти так уж скоро. На той неделе Элли составляла ваш гороскоп.
— Гороскоп? Бог ты мой! Кто эта Элли? Как это мило с ее стороны! Покажите мне ее! Уж я уговорю ее перейти работать в Бюро Всеобщего Благоденствия.
— Боюсь, что не уговорите, Джубал, — вмешался доктор Махмуд. — Она работает над нашим словарем. Что же до того, кто она такая, то это мадам Александра Везант.
Джубал просветлел.
— Беки? Она что, тоже в этом сумасшедшем доме?
— Да, это Беки. Мы зовем ее Элли, потому что Беки у нас уже есть. И не смейтесь над ее гороскопами, Джубал. Она имеет Знак.
— Не говорите глупостей, Стинки. Астрология — чушь собачья, и вы это прекрасно знаете.
— Да, конечно. Даже Элли знает это. И большинство астрологов — просто дешевые шарлатаны. И тем не менее, Элли занимается ею, и даже более старательно, чем раньше, используя марсианскую арифметику и марсианскую астрономию… более полную, чем наша. Астрология — ее инструмент, помогающий грокать. Этим инструментом может быть бассейн с водой, хрустальный шар или куриные потроха. Средства не имеют значения. Майк посоветовал ей и далее использовать те символы, к которым она привыкла. Она имеет Знак.
— Что это за Знак, о котором ты все время твердишь, Стинки?
— Способность грокнуть большую часть Вселенной, нежели крохотный кусочек у себя перед носом. Майк научился этому за годы, проведенные на Марсе, Элли была необученным полуадептом. То, что она пользовалась астрологией, не имеет значения. В четках тоже ведь не найдешь смысла… в мусульманских четках — я не собираюсь критиковать конкурентов. — Махмуд сунул руку в карман, вытащил четки и принялся перебирать их. — Если при игре в покер вам везет, когда шляпа у вас надета задом наперед, то так и продолжайте играть. И неважно, что сама ваша шляпа не обладает никакими волшебными силами.
Джубал поглядел на четки в руках Махмуда и решился еще на один вопрос:
— Ты все еще относишь себя к правоверным, Стинки? Я-то думал, что ты теперь полностью принадлежишь церкви Майка.
Махмуд отложил бусины.
— Одно другому не мешает.
— Что? Стинки, ведь эти церкви несовместимы!
— Только на первый взгляд. Можно сказать, что Мариам приняла мою веру, а я — ее. Но Джубал, возлюбленный мой брат, я все же смело могу сказать: «Ты есть Бог, я есть Бог, все, что грокает, есть бог». Пророк никогда не настаивал на том, что является последним из пророков, никогда не провозглашал он, что сказал все, что можно сказать. Покорство воле аллаха не означает, что следует стать роботом, неспособным к выбору и, как следствие, к греху. Покорство может включать… и включает полнейшую ответственность за то, каким образом я и каждый из нас переделывает Вселенную. В наших силах сделать ее цветущим садом… или привести к разрухе и запустению. — Он улыбнулся. — «С Богом все может случиться», если позволительно воспользоваться этой фразой, кроме одного Невозможного. Бог не может убежать от Себя. Он не может отречься от своей полной ответственности… Он навеки должен оставаться покорным Своей собственной воле. Ислам остается… Он не может свалить ответственность на другого. Она Его… моя… ваша… Майка.